Наш баркас отчалил. Другой баркас с командой егеря Лукича все же отправился в сторону синеющей вдали полоски камыша. В нашем экипаже находились еще два поляка – Болеслав и Войцек – эксперты по морской рыбалке, мечтавшие поймать рекордную рыбу. Спиннинги у них были высший класс и соответствующие мультипликаторные катушки. Я, правда, не поверил, когда Болеслав сказал, что он за свою «палку» отдал пятнадцать тысяч «зеленых». У нас троих – Степана, Леона и меня снасти не стоили таких безумных денег, однако выглядели внушительно.

Итак, отрегулировав глубину, которая, кстати, здесь была два метра, и, насадив на здоровенные крючки по огромной красноперке, мы забросили свои, мягко сказать, удочки по разные стороны бортов.

Солнце уже клонилось к закату, когда прижатую тяжелым грузилом ко дну красноперку схватила белуга. Она выбрала снасть Степана, и я увидел, как изменилось его лицо, оно стало еще более сосредоточенным, по губам скользнула тень улыбки: мол, сейчас посмотрим кто кого! Глядя на него, я подумал, что, может быть, Степан, наконец-то дождался настоящего соперника. Дело в том, что чемпиону страны по армрестлингу единоборство с людьми уже было не интересно, но в душе он был спортсмен и поэтому всегда подыскивал достойного потягаться по принципу: «кто кого». Охота на гигантов с мощной удочкой дала ему такую возможность. После подсечки рыба немного посопротивлялась, но довольно скоро Степан подтащил ее к борту и один поднял на борт шестидесятикилограммового белужонка. Освободив его пасть от крючка, он отпустил рыбу в море со словами:

– Отпускаю тебя. Но пришли мне свою взрослую тетю.

Настроение у него явно улучшилось. Он был доволен, что правильно угадал место. Подтвердил это и Болеслав, вскоре поймавший 90-килограммовую белугу, которая также была отпущена. Казалось, недоволен был только Леонтий, который все жаловался на жизнь и матерился на то, что рыбацкое счастье покинуло его окончательно.

Вечером в кают-компании было необычно шумно и весело. На втором баркасе тоже поймали небольшую белугу. По поводу удачной рыбалки за столом произносили много тостов, а под конец даже устроили быстрые танцы. Один Леонтий, казалось, был не весел, может быть, потому что оставался единственным трезвым из мужиков. Матрос Пивоварова, которая также не пила, даже пригласила его на танец, не знаю, из жалости или дополнительно поиздеваться, ведь, как говорил Капитаныч, она сроду ни с кем на работе не танцевала. А мелкий Леон, дышавший ей в пупок, поверил всерьез ее последней шутке: «Если подаришь яхту, я буду твоей». Это Болеслав подлил масла в огонь, во всеуслышанье заявив за столом, что первая премия, присуждаемая в этом году международной ассоциацией любительского рыболовства за самую крупную рыбу года, – океаническая яхта стоимостью 1,5 миллиона американских долларов. Это ж неслыханные деньги! Вот бабу, видимо, и повело.

На другое утро после попойки вставали тяжело, но баркасы отчалили от баржи вовремя – на рассвете. Когда наступило привычное безделье, после заброса снастей, чтобы как-то скрасить время, я сказал:

– Леонтию повезло. С такой женщиной танцевал.

– Да, она очень похожа на Мэрилин Монро, – добавил Войцех, глубоко затягиваясь сигарным дымом и выпуская его через нос в пышные, прокопченные усы.

Леонтий помолчал, уткнувшись в поплавок, но вдруг не выдержал и сказал:

– Какие у нее глаза! – и больше мы от него ничего не услышали, потому что все стали сматывать снасти, чтобы они не перепутались, так как у Болеслава села хорошая белуга.

Поляку пришлось с ней повозиться. Хотя рыба оказалась опять же не такая большая – на вид чуть более ста килограммов. Имевшиеся у нас стокилограммовый безмен слегка зашкаливал. Для контрольного взвешивания стоило везти на базу только ту рыбу, вес которой мог приближаться к двумстам килограммам.

Однако поляк, уже поймавший две рыбы, был в приподнятом настроении, и он спросил Леонтия снова:

– А что, отдал бы яхту, если выиграл?

– Конечно, – тут же ответил наш друг, даже не спросивший, кому имелось в виду ее отдать. – Мне ведь рыба нужна, а не выигрыш.

А я подумал: он прав, что такое деньги, богатство, по сравнению со значимостью человека. А Леонтий, ох, как хотел стать значимым! Особенно в глазах такой красивой девушки, как матрос Пивоварова. Очевидно, она очень ему нравилась: он так и провожал ее за ужином нежным взглядом и так скромно украдкой скользил им по ее пышной груди, выглядывающей из широкого выреза белой кофточки.

Поклевок до вечера не было. Семеныч уже зудел, что пора собираться. Солнце клонилось к морскому горизонту, как вдруг поплавок Леонтия подпрыгнул и заскользил по водной глади, уходя под воду. Рыболов, вцепившись в спиннинг руками, словно в гриву необъезженной лошади, напрягся и даже оскалился, и, невзирая на свою хрупкость, рванул так, что любому пудовому сазану он вырвал бы губу вместе с жабрами. А тут словно зацепился за кабель, проложенный по дну Каспия, – никакого движения, только толстенный спиннинг выгнулся дугою вместе с Леонтиевой спиной. И вдруг через несколько секунд, которые показались всем вечностью, бешено с визгом завертелась катушка. За каких-то пару минут рыба размотала весь трехсотметровый запас лески. Я стоял рядом и не знал, что делать. Хвататься за чужой спиннинг было неприлично. С якоря лодку уже не снять.

Семеныч кричал за моей спиной:

– Руби леску, пропадет парень не за грош.

Степан, находившийся от Леонтия дальше всех, подскочил на помощь в тот момент, когда водяной монстр уже тащил упиравшегося человека за борт. Проворностью Степан напоминал тяжеловеса, которому кольнули шилом в одно место. Оттолкнув меня и Семеныча, он легким движением руки хотел обнять друга за пояс, но тот как-то вдруг выскользнул из его объятий, и богатырь сумел вцепиться только в его колени. Леонтий повис за бортом, вытянувшись в струну. Он был продолжением звеневшей от напряжения лески. Лодку наклонило на один борт, и она черпнула воды. Те, кто остался без дела, сразу, как по команде, навалились на другой борт, выравнивая крен. На Леоне начала трещать одежда.

– Режь, на. леску, – снова закричал Семеныч.

– Как? – жалобно спрашивал я, пытаясь разглядеть ситуацию из-за широкой Степановой спины.

– Я тебе отрежу! – грозно прорычал Степан, упираясь лицом в колени Леонтия и лягая меня ногой.

Болеслав, нервно попыхивая трубкой, комментировал своему земляку:

– Смотри, как вытянуло парня. Интересно, кто быстрее лопнет, он или леска?

– Русский, – флегматично отвечал Войцех.

Вдруг Леонтий плюхнулся в воду и скрылся с головой. Я хотел прыгнуть за ним, но неудачливый рыболов вынырнул. В руке он держал спиннинг. Когда его подняли на борт, оказалось, что обломалась шпуля и перетерла леску.

– Ну, повезло тебе, парень, – сказал Семеныч, – хоть спиннинг сохранил.

После этого случая Леонтий стал казаться всем нам выше ростом. Может быть, взаправду его рыба вытянула, но, скорее всего, это произошло оттого, что он почувствовал себя значимым. Его все хвалили, подбадривали, пророчили чемпионскую славу. Матрос Пивоварова искренне утешала. Наконец-то все мы ясно разглядели в ней истинную женственность. И на танец она опять пригласила только его, а другим всем отказала, но уже не строя из себя Мэрилин Монро. От этого даже Степан расчувствовался и тихо сказал:

– Леонтий, если я установлю рекорд, я отдам тебе яхту для Пивоваровой.

А дальше произошло вот что. Мы продолжали выезжать два раза в день на рыбалку. Но успехи особенно не радовали: на десять человек была поймана всего лишь одна белуга килограммов на 80. Степан старался всегда ставить самого большого живца, если можно так назвать красноперку до килограмма весом. Он как-то умудрялся вылавливать самую крупную наживку. Кстати, Степан никогда не жаловался на неудачу. Он только лаконично замечал, к примеру, так: «Осталось четыре дня».

Однажды, просидев в баркасе до полудня, все стали собираться на обед. Степан сказал, что он останется.