Пойду, отомкну озеро

(Селигерские записи)

3 марта. Попросил Александра заехать за мной не позднее 24.00, потому что цифра четыре согласно древнекитайской науке о числах трудное число. Выехали ровно в полночь. Дорога жуткая – до этого двое суток подряд беспрестанно шел снег. Добрались до деревни Кривая Клетка, что находится на самой северной оконечности озера Селигер, за девять часов.

Уже порядком рассвело, когда мы постучались в светившееся огоньком окошко крайней к лесу избы. На порог заваленных пустыми бутылками сеней вышел мужичок с лицом, сплошь испещренным глубокими морщинами, и указал необходимую нам избу – она стояла отдаленно у хвойного бора, на самом берегу скованного льдом, заснеженного залива. По занесенной тропинке, едва заметной в глубоком снегу, долго петляя вдоль заборов, наконец, добрались до нашей хозяйки. Она, раскрасневшаяся от работы, открывала ворота просторного, расчищенного от снега двора.

– Заходите, Миша звонил, сказал, что вы сегодня приедете.

Миша – это сын Виктории Антоновны. Он друг Александра.

4 марта. 15 градусов мороза. Всего лишь полдень, а мы уже разместились в отведенных для нас шикарных апартаментах с телевизором и огромной кроватью, наелись отменных хозяйкиных разносолов и, взяв рыбацкий скарб, выходим на улицу. Провожая нас, Виктория Антоновна сняла ключи с гвоздя и произнесла незабываемую фразу:

– Погодите, пойду, отомкну озеро.

Она спустилась по узким ступенькам вниз, открыла замок калитки в проволочном заборе и выпустила нас на простор Селигера. Направляемся к острову, который виднеется сразу за сосновым мысом. Он также покрыт красивой шапкой хвойного леса, о которой Александр сказал, что этой прическе позавидовала бы любая женщина.

Вначале устанавливаем поставушки на налима и жерлицы на щуку – места в проливе и справа от острова, на наш взгляд, наиболее подходящие. К тому же Виктория Антоновна успела показать нам карту налимьих мест, изготовленную ее покойным мужем.

Дно пролива представляет из себя неглубокое – от 1,5 до 3 м – корыто. На выходе из него глубины 7–9 м. Лед – сантиметров шестьдесят. На сверление лунок уходит очень много времени, к тому же у Александра давление, и он жалуется на головную боль. Решаем разделить обязанности – он будет прикармливать лунки на большой глубине – здесь мы рассчитываем половить подлещика и леща, а я займусь жерлицами. Для наживки привезли с собой из Москвы карасиков. Только часам к трем начинаем спокойно ловить на кормленых лунках, но к пяти, когда уже совсем стемнело, улов наш состоял из одной плотвички и нескольких мизерных ершей.

– Ничего, – успокаивал я Александра, – завтра подойдет лещ, он любит, когда его долго кормят.

5 марта. Спалось после предыдущей бессонной ночи прекрасно, вдобавок здесь изумительный воздух. На градуснике за окном – 2 °C. Вот это перепады! Неудивительно, что вчера был такой клев. Вышли на озеро потемну. Лунки прикормили еще до рассвета, чтобы не пугать кормушкой леща, если он подошел на вчерашнюю прикормку.

Потом Александр остался ловить на поплавочную, а я пошел проверять жерлицы и поставушки. Я проверил уже шесть или семь снастей, когда на очередной жерлице вдруг почувствовал какое-то сопротивление, даже не сопротивление, а так, как будто тройник подцепил пучок длинных водорослей. Уже подтягивая ближе к лунке, я подумал, что «поймалась» оставленная кем-то летом донка с резинкой. Наконец, и впрямь из воды показался нетронутый живец; поводок волочил за собой какую-то капроновую нить. Ухватившись за нее, я теперь почувствовал что-то тяжелое. Стал быстро перебирать руками, подтягивая это что-то к поверхности, а оно вдруг уперлось в нижнюю кромку льда, но потом под моим напором кое-как протиснулось в лунку. Вода хлынула на снег, и вдруг наружу высунулась огромная голова налима. Изо рта торчала капроновая нить. Когда я откинул скользкую рыбу в сторону, она ужом стала извиваться на снегу, норовя уйти в лужи, образовавшиеся на следах от бахил. Другой конец капрона был по-прежнему в лунке. Я потащил за него и снова почувствовал тяжесть. «Неужели еще налим?» – подумал я, с дрожью в руках перебирая снасть. Вдруг в лунке показался рыжий пластиковый хлыстик. Я потащил за него, а он все тянулся и тянулся, пока в руках у меня не оказалась пятиколенная стеклопластиковая удочка. Вот это номер! Что же это, выходит, налим плавал с этой удочкой с осени? Ведь немыслимо, чтобы нашелся какой-нибудь чудак, попробовавший ловить в глухозимье на телескоп. Виктория Антоновна говорила, что в этом году лед встал на Селигере с середины ноября. Значит, этот налим самое малое четыре месяца гулял по водоему с волокушей и в принципе был обречен на голодную смерть, поскольку большущий крючок находился у него в желудке.

Часа в два подошел на широких лыжах Володя – местный охотник, у которого мы оставили машину. Рыбу он ловит только летом сетями и потому хорошо знает дно озера в окрестностях деревни. Он рассказал мне, что русло впадающей в залив реки идет почти от дома Виктории Антоновны вдоль зарослей сухого камыша и что оно покрыто песком и мелкими камешками. Глубина в нем от 4 до 6 м. Похоже, налим должен здесь держаться. Володя помог мне просверлить с десяток лунок, и остаток поставушек я установил вдоль камыша. Лещ так в этот день и не клевал. Александр сумел поймать пару плотвиц и одну белоглазку с глубины 7 м. Я – двух плотвиц и четырехсотграммового окуня на тяжелую мормышку с глубины 8 м.

Вечером была баня с дубовыми вениками и купанием в глубоком снегу. Баня просторная, сделанная по всем правилам.

6 марта. Утром на поставушки у камышей попался только четырехсотграммовый налимчик. Все остальные простояли вхолостую. В обед снова появился Володя. Он ходил проверять капканы, поставленные на куницу. Но, видимо, и зверь в такую погоду не гуляет. Пришел разочарованный. Я в это время ловил мелкого окуня возле самых камышей. Потом мне это надоело. Мы с моим новым знакомым перешли к кормленным на глубине лункам, в которых по-прежнему не клевало. От них параллельно берегу острова мы вчера с Александром успели поставить еще пяток жерлиц.

– Да, не время еще ловить налима, – пожаловался я Володе. – Он болеет после нереста.

И в этот момент я оборачиваюсь в сторону ближайших жерлиц. Вдруг одна из них прямо у меня на глазах выстреливает. Флажок закачался на ветру. Бегу. Катушка не разматывается, но леска слегка вибрирует – так бывает, когда вялая щука мнет малька. По миллиметрам подтягиваю леску. Чувствую легкое сопротивление и отпускаю. Хищник по миллиметрам увлекает ее под снег. Снова остановка. Я опять выбираю по крохам. Так продолжается очень долго. Александр, увидев мои манипуляции, бежит к нам, проваливаясь по колено в снег.

– Нечего делать, – говорю я Володе, – надо подсекать, может быть, пробью твердую пасть, если это щука или судак.

Резкая подсечка – и на леске заходила крупная рыба. Александр уже подоспел, настраивает фотоаппарат и командует мне:

– Ну, давай, давай, быстрее, снимаю.

– Подожди ты, с твоей леской 0,3 она, того и гляди, ее порвет. Смотри, как тянет!

Я даю рыбе ход с натяжкой, когда она, испугавшись шума, рванула на глубину. Укротив ее свободу, плавными, но быстрыми движениями подвожу к лунке и… выволакиваю на снег налима. Он чуть меньше того, который сидел на летней удочке.

– Смотри-ка, днем схватил! – восклицает Володя.

– А какие тучи натянуло! – говорю я. – Можно подумать, что ночь наступила!

Александр расстроился, что не успел сделать снимок в момент выхода рыбы из лунки. Приходится позировать на фоне красивого острова, снова опускать налима в его родную стихию я не рискую.

Володя ушел домой колоть дрова, и тут же на его месте появились два мужика с пешней и санями. Молча, в трех метрах от меня они начинают долбить во льду полынью.

– Что это вы делаете? – интересуюсь я.

– Сеть у нас здесь стоит, – недовольно отвечает сутулый бугай, на котором едва сходится телогрейка.